Рейстлин вытащил из сумки мешочек с деньгами и положил его в руку Лемюэля.
— Пожалуйста, возьмите это, сэр. Тут немного, это нисколько не покрывает мой долг вам, но мне бы хотелось, чтобы вы это приняли.
— Правда? — Лемюэль улыбнулся. — Что ж, отлично. Хотя это вовсе не обязательно. Но я вспоминаю, как мой отец говорил, что магические предметы должны покупаться, а не даваться в подарок. Обмен деньгами разрушает всю власть над ними, какой обладал предыдущий хозяин, и освобождает их для следующего.
— Если вам когда–нибудь случится быть в Утехе, — проговорил Рейстлин, посылая еще один долгий любовный взгляд в библиотеку, пока Лемюэль закрывал дверь, — можете рассчитывать на отростки и саженцы всех растений из моего сада.
— Если все они так же хороши, как бриония, — искренне сказал Лемюэль, — то это более чем щедрая плата.
12
Пока братья добирались до отведенного под ярмарку места, расположенного примерно в миле от городских стен, наступила ночь. Они нашли путь без труда. Бесчисленные костры, как светлячки, горели теплым и зовущим светом в лагерях приезжих торговцев. Сама площадь была заполнена людьми, хотя еще ни одна палатка не была открыта. Торговцы продолжали прибывать, их телеги, повозки и кареты катились по ухабистой дороге. Они приветствовали друзей и обменивались добродушными перепалками с конкурентами, пока расседлывали лошадей и распаковывали товар.
Многие палатки были построены на прочном фундаменте и стояли здесь круглый год. Они принадлежали тем торговцам, которые приезжали на ярмарки регулярно, а все остальное время сдавались внаем. Флинт владел одной из таких построек. Крыша защищала от непогоды, двери широко распахивались, позволяя покупателям увидеть выставленные на продажу изделия, покоящиеся на прилавках и полках. Небольшая комнатка за основным помещением служила спальной комнатой.
У Флинта было идеальное место, почти в центре площади, рядом с ярко раскрашенной палаткой эльфийского продавца флейт. Флинт часто жаловался на музыку флейт, постоянно доносившуюся из палатки, но Танис заметил, что музыка привлекает возможных покупателй в их сторону, так что гном продолжал ворчать уже про себя. Когда Танис ловил Флинта на том, что он постукивает ногой по полу в такт музыке, гном неизменно утверждал, что у него затекла нога и он просто пытается размять ее.
На ярмарке было уже сорок или пятьдесят продавцов, не считая тех, кто работал на благо посетителей, развлекая их: владельцы пивных палаток и лотков с едой, хозяева танцующих медведей, игроки в «три листика», обманом выманивавшие деньги у простодушных людей, канатоходцы, жонглеры и менестрели.
На площади те купцы, которые уже расположились на своих местах, распаковали товар и приготовились к завтрашнему трудовому дню, использовали свободное время, чтобы отдохнуть, сидя у костров, поесть и выпить, или бродили между палатками, выглядывая знакомых, обмениваясь сплетнями и делясь вином.
Танис снабдил близнецов указаниями дороги к палатке Флинта; еще пара вопросов встречным знакомым привела братьев в нужное место. Там они обнаружили Китиару, шагающую из стороны в сторону перед палаткой, двери которой были закрыты и заперты на ночь.
— Где вы были? — раздраженно спросила Китиара, упирая руки в бока. — Я здесь уже несколько часов жду! Разве мы не собираемся идти в храм? Где вы были?
— Мы… — начал Карамон.
Рейстлин ткнул брата в спину.
— Ой!.. Мы… э… просто бродили по городу, — закончил Карамон, виновато краснея, что наверняка выдало бы его ложь, если бы Китиара не была слишком занята, чтобы заметить.
— Мы не заметили, как стемнело, — добавил Рейстлин.
— Ладно, во всяком случае, теперь вы здесь, — заключила Кит. — В палатке лежит одежда для тебя, братишка. Поторопись.
Рейстлин нашел в палатке рубашку и кожаные штаны, принадлежавшие Танису. И то, и другое было слишком велико для худого юноши, но выбирать не приходилось. Правда, ему пришлось подвязать штаны веревкой, иначе они бы свалились с него при первом же шаге. Завязав длинные волосы в хвост и нахлобучив на голову шляпу Флинта с широкими опущенными полями, Рейстлин предстал перед хохочущими братом и сестрой во всей красе.
Штаны казались Рейстлину узкими и неудобными после свободного широкого балахона, который он привык носить; рукава рубашки были слишком просторными для его тонких рук и постоянно спадали, а шляпа то и дело соскальзывала на глаза. В общем–то, Рейстлин был доволен своим обликом. Он сомневался, что сама вдова Джудит сможет узнать его.
— Ну, пойдемте, — нетерпеливо предложила Кит, направляясь к городу. — Мы и так уже опоздали.
— Но я еще не поел! — запротестовал Карамон.
— У нас нет времени. Тебе лучше начать привыкать к тому, чтобы пропускать обед и ужин, если ты хочешь быть воином. Ты что, думаешь, что армии бросают оружие и берутся за сковородки три раза в день?
Карамон пришел в ужас. Он знал, что жизнь солдата опасна, жизнь наемника трудна, но он не предполагал, что может еще и остаться голодным. Карьера воина, о которой он мечтал с шести лет, неожиданно потеряла немалую часть своей привлекательности. Он остановился у колодца и напился воды, надеясь немного заглушить ворчание в животе.
— Не вините меня, — сказал он вполголоса своему близнецу, — если это бурчание напугает змей.
— А где Танис, Флинт и все остальные? — спросил Рейстлин сестру, пока они шагали обратно в Гавань.
— Флинт в «Безумном гноме», его любимой таверне. Стурм пошел вперед, в храм, потому что не знал, почтите ли вы нас своим присутствием сегодня. Кендер исчез — к лучшему, надо сказать, — Кит никогда не скрывала того, что считала Тассельхофа сплошным беспокойством. — Благодаря кендеру я отделалась от Таниса. Я не думаю, что он нужен нам сегодня.
Карамон ошарашенно посмотрел на брата, который поморщился и мотнул головой в ответ. Карамон проигнорировал это предупреждение, будучи расстроенным и не способным заметить такой намек.
— Как это «отделалась от Таниса»? Что ты имеешь в виду?
Кит пожала плечами:
— Я сказала ему, что приходил человек и сказал, будто Тассельхоф в тюрьме. Танис ведь обещал городскому стражнику, что будет отвечать за кендера, так что ему пришлось пойти узнать в чем дело.
— Вон храм — там, где яркий свет, — указал Рейстлин, надеясь, что его брат поймет и оставит нежелательную тему. — Предлагаю свернуть на эту дорогу. — Он смотрел на улицу Конюхов.
Карамон не успокаивался:
— Получается, Тас в тюрьме?
— Если и нет, то скоро будет, — ответила Кит, подмигивая ему и ухмыляясь. — Не так уж я соврала.
— Я думал, ты любишь Таниса, — тихо сказал Карамон.
— Карамон, ну в самом деле, когда ты повзрослеешь?! — Кит потеряла терпение. — Конечно, я люблю Таниса. Больше, чем всех, кого я когда–либо знала. Но то, что я люблю кого–то, не значит, что он должен болтаться рядом целыми днями! И ты должен признать, что Танис может испортить веселье. Один раз я поймала гоблина. И не убила его, а решила немного повеселиться, но Танис сказал…
— Думаю, это и есть храм, — сказал Рейстлин.
Храм Бельзора представлял собой впечатляющее зрелище. Его строили из гранита, привезенного в Гавань из гор Кхаролис на повозках, запряженных волами. Здание было воздвигнуто в спешке, и не обладало ни красотой, ни изяществом. Оно было похоже на простой куб, приземистый и угловатый, с грубоватым куполом наверху. Стены украшали вырезанные из камня — не очень хорошо вырезанные — гадюки. Здание предназначалось исключительно для практических функций, служило кровом жрецам и жрицам, трудившимся во имя Бельзора, и местом для проведения церемоний во славу их бога.
Десятка два жрецов выстроились в два ряда перед входом в храм, пропуская внутрь верующих и просто любопытных. Жрецы держали факелы в руках и приветливо улыбались, приглашая всех войти в храм, чтобы лицезреть чудеса, совершаемые Бельзором. Шесть огромных железных жаровен, основания которых были отлиты в форме сплетенных змей, стояли по обеим сторонам дверей. В жаровнях лежали угли, политые каким–то маслом или благовонием, судя по тяжелому сладковатому запаху. В них пылал огонь, посылал искры высоко в ночное небо, наполнял воздух приторным запахом.